Том 7. Бесы - Страница 295

295

10

С. 10–11...поэма Степана Трофимовича — в одном, из революционных сборников… — Для иронической характеристики поэмы Степана Трофимовича Достоевский воспользовался формой и некоторыми мотивами трилогии молодого В. С. Печерина (1807–1885; о нем см. выше, с. 704, а также с. 705) «Pot-Popurri, или Чего хочешь, того просишь. (Для февральского праздника 1834)», одна из частей которой называлась «Торжество смерти». Поэма была опубликована в книге шестой «Полярной звезды» на 1861 г. (с. 172–192) и перепечатана (под заглавием «Торжество смерти») в сборнике «Русская потаенная литература XIX столетия» под редакцией Н. П. Огарева (Лондон, 1861). В этой же книге «Полярной звезды» можно было прочесть, что сам Печерин в беседе с Герценом охарактеризовал трилогию как «незрелое, ребяческое произведение». Иронические слова Хроникера о списках поэмы, ходивших «между двумя любителями и у одного студента», могут служить подтверждением того, что Достоевский познакомился с текстом ее именно в сборнике «Русская потаенная литература XIX столетия». В предисловии к сборнику Н. П. Огарев писал о поэме: «…рукопись не вышла из пределов тесного кружка друзей и не отозвалась в публике» (с. XXVII). В «Торжестве смерти» много хоров, в том числе — ветров, факелов, звезд. В одной из сцен является Смерть в образе апокалипсического всадника на белом коне. Ее сопровождают Небо, Земля и различные народы, поющие ей хвалу. Современники видели в поэме Печерина отражение тягостных настроений свободолюбивой молодежи после расправы над декабристами (см. об этом: Бобров Е. В. С Печерин и М. Ю. Лермонтов. Из истории русской литературы XVIII и XIX столетий//Изв. Отд-ния рус. яз. и лит. 1907. Т. 12. Кн. 3. С. 250–256). Н. Я. Эйдельман, комментировавший поэму, высказал предположение, что неизвестная третья часть трилогии и была тем «праздником жизни, картиной будущего мира, которую пересказывает Достоевский» (Полярная звезда, Факсимильное изд. М.,1968. Кн. 9. С. 135).

Возможно, что Достоевский, говоря о поэме Степана Трофимовича, имел в виду также и юношескую поэму Т. Н. Грановского, отрывок из которой, озаглавленный «Сцена из жизни Калиостро», был записан историком в его тетради в 1834 г. Действие сцены происходит в XVIII в. в кабинете алхимика и астролога Лоречини; она и построена как диалог Лоречини и двадцатилетнего Калиостро. По тону «Сцена..» действительно кое в чем напоминает вторую часть «Фауста». Текст ее был приведен в статье В. В. Григорьева «Т. Н. Грановский до его профессорства в Москве» (см.: Рус. богатство. 1856. № 3. С. 27–31). И. С. Тургенев в статье «Два слова о Грановском» вспоминает об „отрывке из драмы «Фауст»“ — Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. Соч. М.; Л., 1963. Т. 6. С. 372.

Как отметил В. С. Киселев-Сергенин, в поэме Степана Трофимовича «сплавились мотивы и образы, почерпнутые из различных источников» (ср. намек на это в романе: «тогда (т. е., вернее, в тридцатых годах) в этом роде часто пописывали» (с. 11). Так, весь эпилог с «хором неживших душ» восходит к стихотворению Е. П. Ростопчиной «Нежившая душа. Фантастическая оратория» (1835). «Хоры» всевозможных духов и говорящих стихий заимствованы из мистерий А. В. Трофимова «Последний день» (1834), «Жизнь и смерть» (1834) и «Елисавета Кульман» (1835). В последней подают голоса бабочка и песчинка (в поэме — «насекомое» и «минерал») (см.: Поэты 1820-1830-х годов. Л., 1972. Т. 2. С. 735. (Б-ка поэта. Б. сер.)).

11

С. 12–13...простоять всю остальную жизнь — Но то лицо, о котором выразился народный поэт.. — Н. А. Некрасова еще при жизни (в том числе сам Достоевский) называли «народным поэтом» (см., например: Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников. M., 1971. С. 34). Подробнее о близости Грановского, «чистого» западника 1840-х годов, героям поэмы «Медвежья охота» и «Саша» см. выше, с. 684. Ср. со словами Герцена о Грановском из XXIX главы «Былого и дум» (раздел 11, «На могиле друга»): «Перед его взглядом печального укора остановилась николаевская опричнина» (см.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 9. С. 130).

12

С. 13...полеживал на боку. — а воплощенность укоризны сохранялась и в лежачем положении… — Ср. со словами из «Выбранных мест из переписки с друзьями»: „Смотри же, чтоб не сказали о тебе: «Эк, скверный старикашка! всю жизнь валялся на боку, ничего не делая, а теперь выступил укорять других, зачем они не так делают»“ (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М.; Л., 1952. Т. 8. С. 263).

13

С. 13...ужасно любил сразиться в карточки — постоянно проигрывал. — Современник Грановского писал о нем, что в годы «обострившейся реакции», «подозреваемый свыше за либерализм и ожидая ежеминутно кары», он «пристрастился к игре, ища в ней забвения; но игра, расстроивши его состояние, впутавши в неоплатные долги, вместо забвения еще более увеличила его хандру, прибавивши к ней мучительное чувство нравственного унижения» (см.: Скабичевский А. М. Соч. СПб., 1895. Т. 1. С. 519). См. также: Станкевич А. В. Т. Н. Грановский. М., 1869. С. 224–226.

14

С. 13...впадал в так называемую между нами «гражданскую скорбь» — словечко это нравилось… — «Словечко» «гражданская скорбь» получило особенное распространение в 1860-е годы. Так, Н. Ф. Щербина использовал его в «Эпитафии И. И. Панаеву» (1862) и позднее писал по этому поводу: „Болезнь, под названием «гражданская скорбь», была в это время в моде в Петербурге, так что даже смерть некоторых гимназистов и кадетов была приписываема этой болезни“ (см.: Щербина Н. Ф. Избр. произведения. Л., 1970. С. 290, 574. (Б-ка поэта. Б. сер.)). Подробнее об этом см. в комментарии к главе «Полписьма одного лица» («Дневник писателя» за 1873 г — XXI, 418).

295